1. Паспортные данные:
- Имя и фамилия: отец Юлиан. В миру был известен как Юлиан фон Крюпстенхёрф, однако, посвятив себя Господу, от родового имени отрёкся.

- Пол: мужской.

- Возраст и дата рождения: 45 лет, 25 ноября 453 года.

- Раса: ляутэ.

- Занятие: кардинал-пенитенциарий, проповедник.

2. Внешность:
Представьте себе проповедника, ревностного служителя Господня, неутомимого обличителя порока. Представьте себе его суровый, немигающий взгляд, будто бы устремлённый в самую душу грешника, худое лицо и угловатую фигуру аскета. Его тело истощено многодневным постом, оно подвержено недугам, но дух, управляющий этим телом, несокрушим. Даже когда Юлиан неподвижен, кажется, что от него исходит энергия. Кажется, что он не ведает усталости. Таким отца Юлиана видит паства, собирающаяся послушать его проповеди, и это всё, что им следует видеть.
Они не должны знать, как устало сутулятся плечи кардинала, когда он заходит домой, каким тяжёлым делается его шаг, когда он поднимается по лестнице в свой кабинет. Снимая с головы пилеолус, полотняную шапочку, кардинал взъерошивает поседевшие волосы и становится похожим на сердитого воробья. Его домашняя бурая ряса из простой грубой ткани такая же, какую носят Босоногие братья. В ней проповедник кажется еще более изможденным, чем в кардинальских одеждах, чей алый цвет придаёт румянца его бледным щекам и чьи пышные складки скрадывают худобу.
Конечно, Юлиан умеет улыбаться. Улыбка у него добрая и усталая, едва обозначенная краешком губ. Очень тёплая улыбка, предназначенная только для крёстной дочери, ведь больше кардиналу некого любить.
По вечерам он садится в библиотеке, сутулясь в своём неудобном деревянном кресле и пишет проповеди неровным прыгающим почерком. Худые руки едва держат перо: вот уже давно проповедника мучают боли в суставах, но едва ли кто-то об этом догадывается. У отца Юлиана не должно быть слабостей – значит, у отца Юлиана нет слабостей.

3. Характер:
Едва ли кто-то сможет предположить, что Юлиан, тот самый Юлиан, что так вдохновенно проповедует с кафедры, способен сомневаться. Но он не сомневается ни в существовании Господа, ни в правильности своего служения – только в самой Церкви. Он видит в самом сердце Ecclessiae Sanctae червоточину, грех гордыни. Те, кто находятся на самом верху церковной пирамиды, уже не священники, а политики и торговцы, продающие и покупающие полезные связи и материальные блага. Юлиан размышляет, правильно ли оставаться среди них. Не проще ли отрешиться от мирской жизни, уйти в отдаленный монастырь и полностью посвятить себя молитвам? Но если уйти, кто останется, чтобы наставлять паству, чтобы заботиться о простых людях? Когда проповедник начинает думать, что он – единственный, кто ещё способен помогать, он и себя обвиняет в гордыне. Он молится часто и подолгу с одной единственной целью: чтобы Господь указал ему дорогу. Но ответа нет.
У Юлиана есть вера. Это то, в чем он никогда не позволял себе усомниться. Господь есть, Господь всё видит, но это не тот Господь, который говорит «Верь в меня, люби меня, а не то я отправлю тебя на вечные муки». Юлиан верит в Отца, который заботится о своих детях и, если и наказывает их, то только для того, чтобы они осознали свои ошибки. Это совсем не то, что написано в Ктувиме, и даже не то, что звучит на его собственных проповедях. Каждый раз, обращаясь к прихожанам, кардинал призывает к молитве и покаянию, потому что считает: к идее любви и всепрощения эти люди ещё не пришли. Епитимья и покаяние – это им понятно, это они примут, и однажды через покаяние придут к истине.

Юлиан спокоен. Это не просто внешняя сдержанность, не просто бесстрастная маска, натянутая поверх измученной мятущейся души. Спокойствие приходит к этому человеку во время молитвы, оно как щит, способный укрыть не только его самого, но и тех, кто приходит к Юлиану за утешением. Желающих утешиться, впрочем, не слишком много. Этот священник не из тех, кто будет гладить заблудшее чадо по голове и утирать ему слёзы. Его помощь не в словах, а в делах. Он может отчитать, назначить епитимью, заставить молиться и каяться, а потом втайне помочь –  например, найти денег, чтобы помочь подняться на ноги раскаявшемуся вору. Юлиан счастлив, когда чувствует, что может спасать других, но не знает, может ли спасти себя.
Он целеустремлен и решителен. Пока цель не достигнута, Юлиан не позволит себе отдыхать. Он ярый противник праздности, а лень и вовсе считает самым страшным из всех смертных грехов.
Кардинал сознательно лишает себя всех материальных удобств, чтобы не забывать о том, что он всего лишь слуга Божий. Его дом больше подошёл бы небогатому горожанину, чем высокопоставленному священнику. Он ценит одиночество, поэтому его слуги – проверенные и преданные люди, которые уходят сразу же, как только выполнят свою работу по дому. Берта, его кухарка, относится к нему с почти родственной заботой, особенно после того, как он помог вылечить её заболевшего сына.
Круг общения Юлиана совсем невелик, но в него входят только самые близкие ему люди и первая среди них – его крёстная дочь. Её мирское имя, Эрика фон Лёвенвольде, для него ничего не значит, потому что это маска. Не зовёт он её и Анной Бланк, хотя именно Анной он окрестил её почти тридцать лет назад. Ей больше не принадлежит ни одно из имён, поэтому Юлиан зовёт её просто «дочь моя». Он действительно считает эту женщину своей дочерью, хотя понимание пришло к нему далеко не сразу. Анне Бланк потребовалось умереть, чтобы Юлиан раскаялся и понял её истинную ценность.
Крёстной дочери многое позволено. Например, поучать сурового проповедника, заставлять его поесть после многодневного поста. Позволено даже смеяться над ним, поскольку нет лучше лекарства от гордыни, чем смех. Она всегда желанная гостья в его доме, несмотря на то, что Юлиан прекрасно осведомлен о том, кто она такая. Возможно, Юлиану следует думать, что он идёт на сделку с совестью, ведь Церковь учит, что ведьма есть ведьма, вне зависимости от того, дочь ли она, сестра или племянница. Однако то, чему официально учит Церковь, уже давно не является для кардинала непреложной истиной. Любовь не знает ни страха, ни сомнения.

4. Биография:
Рождение Юлиана, младшего сына, стоило Хильде фон Крюпстенхёрф жизни. Герцог устроил жене пышные похороны, и дом погрузился в молчание и темноту. На сына глава семьи посмотреть не пожелал, поскольку не хотел видеть того, чьё появление на свет стало платой за жизнь матери. Юлиана окружили кормилицы и няньки, он не мёрз и не голодал – и на первое время этого было достаточно. Когда мальчик немного подрос, стало видно, что он очень тих и задумчив. Юлиан робел перед старшими, а от брата и вовсе прятался: кто-то сказал Гизельхеру, что из-за младшего брата умерла обожаемая им матушка, и Гизельхер возненавидел брата.
Когда Юлиану исполнилось пять лет, его судьба уже казалось делом решённым. Герцог фон Крюпстенхёрф принял решение отдать сына в монастырь – не только для обучения, но и для дальнейшего служения. Раз никто в семье не питал любви к этому ребёнку, Господь должен был позаботиться о нём. Вместе с Юлианом монастырю отошли земли с развалинами старого монастыря и озеро Юнгферзе. Герцог отдал всё то, что ему самому было не жалко отдать монахам из ордена Серых братьев, и только время показало, как крупно он просчитался. Сейчас монастырь отстроен заново, к озеру потянулись паломники, приносящие большие деньги, а у Гизельхера появилась ещё одна причина ненавидеть младшего брата. Отцовские земли были отданы для того, чтобы монахи усердно взялись за обучение Юлиана, а после – проследили за тем, чтобы его карьера сложилась исключительно внутри монастырских стен. Со временем он смог бы даже стать приором, но судьба распорядилась иначе.

Когда мальчику исполнилось девять, к Серым братьям приехали монахи из Ордена босоногих. Босоногие забирали тех, кто ещё не принял монашеские обеты, и Юлиан оказался в их числе. С герцогским сыном Серые братья попрощались без колебаний: когда дела монастыря пошли в гору и бывшие земли Крюпстенхёрфов стали приносить доход, отношения с семьёй герцога сильно ухудшились. Ничто не держало Юлиана у озера Юнгферзе, и он уехал вместе со своими новыми братьями. Монастырей у нового ордена не оказалось, и Юлиан много путешествовал по всей стране. Босоногие ездили по деревням и городам, проповедуя умеренность и аскетизм, обличая богатство и тщеславие. Из будущих братьев изгоняли тщеславие в первую очередь: юные аколиты часами гнули спины, отмывая полы в маленьких церквушках, расставляли свечи и участвовали в крестном ходе. Юлиан очень старался, потому что чувствовал, что может быть полезным. После жизни в герцогском доме нынешнее существование казалось нищенским, но он был счастлив. Здесь его никто не выделял среди прочих и не упрекал за то, в чём он не был виноват. Кроме работы и молитвы, много часов отводилось обучению. Юлиан много читал Ктувим, думал и молился. Он видел, что не у всех вера так крепка, и жалел тех, для кого пребывание среди Босоногих братьев казалось тяжким испытанием.

Когда ему исполнилось семнадцать, Юлиан испросил разрешения идти проповедовать. Легенды о подвигах святого Целестина впечатлили его так сильно, что он стал видеть своё призвание в том, чтобы спасать простых людей от нечистой силы и нести свет веры туда, где раньше была только тьма неверия. Когда разрешение было получено, Юлиан отправился в путешествие по стране. Его миссионерская деятельность заняла больше пяти лет. Поначалу его никто не воспринимал всерьёз – кто будет слушать бывшего церковного служку, не так давно распрощавшегося с метлой? Но Юлиан оказался очень упорен. Он стал прислушиваться к тому, что и как говорят люди, и начал понимать, как нужно с ними говорить. Шло время, его речи становились всё более вдохновенными, всё более убедительными. Юлиана начинали слушать. Монашеских обетов он так и не принёс, оставшись в рядах так называемого «белого» духовенства. Быть остиарием оказалось куда сложнее, чем думал молодой человек. Во многих деревнях процветала ересь, поскольку крестьяне толковали Слово Божье так, как им было удобно. Юлиан не только проповедовал. Он учился узнавать ведьм, преследовать их и добиваться для них заслуженного наказания.

«Ведьмы не оставляй в живых».

Ему было около двадцати, когда он допрашивал первую ведьму, которую поручили его «заботам». Сейчас Юлиан помнит только тёмную каморку, жар, исходящий от раскалённой жаровни, и железные крюки, тиски и клещи, разбросанные вокруг. Признание в колдовстве было получено, ведьминские метки оказались настоящими. Женщина сгорела, и Юлиану оставалось только помолиться за её душу. Он был очень усерден, защищая чистоту веры, и его усердие не осталось незамеченным. После беседы с архимандритом, впечатлённым рвением молодого остиария, карьера брата Юле пошла в гору. Его буквально потащили наверх, и, когда ему исполнилось тридцать, он уже заседал в церковном суде в качестве одного из присяжных.

Пока не создалось ощущение, что Юлиан погубил больше жизней, чем спас, следует открыть новую страницу и рассказать об Анне. Когда Юле было восемнадцать, он отправился в паломничество в Трир, известный своей главной святыней – гробницей святого Целестина. Молодой остиарий искренне восхищался деяниями брата Чучо и ежедневно возносил ему молитвы, так что возможность преклонить колена у его гробницы показалась ему подарком небес. Когда уже начало темнеть, он возвращался в Мейнц, мечтая о том, чтобы совершить что-нибудь хоть вполовину такое же важное, как прославленный святой, и внезапно услышал детский плач, доносящийся из придорожный канавы. Юле поспешил на звук и увидел новорожденную девочку, замотанную в несколько обрывков ткани. Ткань была дорогой на вид, но это он понял уже позже. Пока всё его внимание было приковано к ребёнку, который вдруг перестал плакать и уставился на Юле абсолютно осмысленными чёрными глазами. Кожа девочки была непривычно смуглой, так что бдительный брат тут же перекрестился на случай, если это не ребёнок, а какое-нибудь дьявольское создание. Ничего не произошло, и Юлиан оставил колебания. Он подхватил девочку на руки и унёс с собой. Ночь он переждал в деревне, где ребёнка накормили и перепеленали, а утром отправился в столицу, где оставил найдёныша в приюте Святой Марты.
Девочку окрестили Анной, несмотря на то, что остальных воспитанниц назвали в честь святой. Юле не хотел, чтобы найденный ребенок стал ещё одной Мартой, одной из нескольких десятков.

Он часто навещал её, а когда она подросла, водил в церковь. Анна Бланк росла тихой богобоязненной девочкой, не смеющей поднять глаз от пыльной дороги. Как священник Юлиан был доволен, как крёстный отец – нет. Он хотел бы, чтобы воспитанница росла чуть более живой и весёлой. Судьба Анны казалась предопределённой и скучной: когда она выросла и покинула приют, то стала зарабатывать на жизнь плетением корзин. Юлиан был спокоен за неё. Сейчас все его мысли занимала вовсе не жизнь крёстной дочери, а собственная карьера. Он присутствовал на слушаниях в суде, разбирая вместе с другими священниками то дело очередной еретички, то дело об отлучении от церкви. По-прежнему много проповедовал, читал на шпрахэ и лёнкэль и всё тщательнее изучал сермонэс, восполняя пробелы в образовании. Карьера его шла в гору, а Юлиану было всё мало. Он почти не замечал ничего вокруг и упустил самое важное: у Анны проявились ведьминские метки. О, он очень хорошо знал, как вычислить ведьму. Много лет брат Юле колесил по всей стране, изобличая колдуний, а теперь пропустил одну под самым своим носом. Но Анна не хотела быть ведьмой, она была в ужасе.
Как поступают с ведьмами, Юлиан прекрасно знал. Но речь шла о его крёстной дочери, и потому он промолчал, храня её тайну. Анну разоблачили другие, и всё, что будущий судья мог сделать для неё, добиться, чтобы она попала к нему. Юную ведьму он допрашивал лично. Он знал, как допросить так, чтобы не осталось тяжелых телесных повреждений, но чтобы допрос выглядел совсем как настоящий.
Юлиан снова взялся за клещи только для того, чтобы спасти Анну. «Говори, что хочешь, но не рассказывай ничего», - предупредил он перед началом допроса, зная, что этой бедной девушке и нечего рассказывать. Другие палачи растерзали бы её, а потом отправили на костёр. Юлиан же разыграл допрос. Боль Анны была настоящей, кровь тоже, но она почти не пострадала.
Вместо неё сожгли другую женщину, ещё одну измученную узницу из подземелий. Своей же подопечной священник дал возможность бежать. С доверенными людьми он отправил её прочь из города, чтобы ей дали приют на ферме, но по дороге девушка сбежала. Когда вернувшиеся слуги доложили об этом Юлиану, он жестом отослал всех прочь и упал на колени. Никогда он так не молился - чтобы рыдания не только сотрясали тело, но и терзали душу. К утру он постарел на десяток лет, а в волосах заметно прибавилось седины. Через неделю отцу Юлиану исполнилось тридцать шесть, и он получил должность  церковного судьи.

Анна снилась ему каждую ночь. Он как наяву видел её огромные испуганные глаза и слышал её крики. Прежний Юлиан, мечтавший о подвигах святого Целестина и об успешной карьере, исчез без следа. Вместо него появился ревностный служитель веры, аскет, способный ночи напролёт стоять на коленях перед алтарём, и проповедник. Он перестал бездумно впитывать чужие знания и принялся размышлять. В его проповедях появилось то, чего не было раньше, - вера.
Через три года Анна вернулась. Ведьма и ученица ведьм, окончательно избавившаяся от своей прежней робости, она пришла посмотреть в глаза своему мучителю. Или спасителю? Юлиана едва не хватил удар.
За первой встречей последовала вторая, потом третья… Они стали разговаривать чаще и искреннее, и Юлиан осознал, что ему почти всё равно ведьма она или нет. Все эти годы он оплакивал её как потерянную дочь и молился о её возвращении. И вот теперь, когда Анна наконец вернулась, он был готов скорее умереть, чем оттолкнуть её.
Впрочем, от Анны в этой уверенной женщине уже ничего не осталось. Теперь она была известна как Эрика Стахлен, блестящая светская дама. Искусно наведённый морок скрывал её истинный внешний облик, но Юлиан всё равно мог разглядеть её даже тогда, когда она хотела спрятаться. Это от неё он узнал, что такое морок, и научился видеть сквозь него. Когда научился – с удивлением обнаружил, что жена его брата, герцогиня Адельгейда, тоже ведьма.

Совсем недавно Юлиан получил должность кардинала-пенитенциария, но то, что раньше доставило бы ему столько радости, теперь стало ему почти безразлично. Он очень много работает, почти не спит, а поток желающих послушать его проповеди никогда не иссякает. Волею статора он наделён властью отпускать самые тяжкие грехи, но каждый раз фраза Vade in pace – «иди с миром» - даётся ему с большим трудом. Юлиан слушает чужие грехи, отпускает чужие грехи, понимая, что по-настоящему это может сделать только Господь.
Кардиналы его не любят, да и за что им его любить? Он яростно обличает церковников, погрязших в праздности и роскоши, поддерживает орден «Босоногих», из которого вышел. Зато речи проповедника нравятся народу, и это придаёт ему сил.

Такова история Юлиана, самого слабого и грешного из слуг Божьих.

5. Прочее:
- Навыки:
Грамотен, образован. Знает историю государства и законы, но церковные на порядок лучше, чем светские.
Знает Ктувим (читал столько раз, что выучил едва не наизусть), пишет богословские трактаты и проповеди – последние чаще.
Знает шпрахэ, лёнкэль и сермонэс.
Оратор и проповедник.
При необходимости может ездить верхом, но недолго, больные кости не позволяют.

- Магия: святые молитвы. Юлиан молится часто, подолгу и с большим рвением.

- Имущество: небольшой двухэтажный дом в получасе ходьбы от Храма-на-Крови со всей его скромной обстановкой и небольшой библиотекой. Священнические облачения: парадное белое кардинальское одеяние, алое кардинальское одеяние, две грубые монашеские  рясы бурого цвета (+ прилагающиеся к ним аксессуары в виде шапочек-пилеолусов, поясов, тёплых накидок и обуви).

6. Пробный пост:

7. Post scriptum:
- Связь с вами:

- Как вы узнали о форуме? от друзей.
- Игровые планы: проповедовать. А ещё проповедовать и проповедовать.
- Планируемая частота посещения: КД.

Отредактировано Отец Юлиан (23-09-2013 20:40)